Разбор фильма «Оппенгеймер»: почему роль Киллиана Мёрфи стала триумфом актёра
Разбирать «Оппенгеймера» Нолана — невероятно сложно. Как упаковать в слова этот вихрь из образов, звуков и той давящей тишины, что разрывает экран? Мы ведь знаем, чем всё кончилось. Знаем про Хиросиму, про «красную угрозу», про этого самого учёного с его пронзительным, голодным взглядом. Но Нолан заставляет нас прожить каждую секунду этого падения. От первой юношеской страсти к квантовой физике до той минуты, когда по лицу пожилого Оппенгеймара катится слеза — и мы уже не понимаем, плачет он о жертвах или о том, что его великое открытие больше не принадлежит ему.
Киллиан Мёрфи, проживший эту роль
Казалось бы, ну кто ещё мог бы сыграть Джулиуса Роберта Оппенгеймера? Все эти годы Мёрфи был тенью Нолана, его козырной картой, припасённой для главного хода. И он не просто играет — он растворяется. Пропускает через себя всю эту историю отца атомной бомбы. Смотришь на него в начале — худой, нервный, глаза горят какой-то дьявольской жаждой познания. Он не просто читает лекции, он ими одержим. А потом приходит война. И тот же самый взгляд становится инструментом. Оружием.
Вот что по-настоящему цепляет. Он не произносит громких речей о долге или патриотизме. Нет. Он просто смотрит. Тот самый момент, когда он выступает перед ликующей толпой после «успеха» в Лос-Аламосе, а глаза — пустые. Мёрфи передаёт эту внутреннюю трещину каким-то шестым чувством. Мы видим, как его персонаж буквально рассыпается на глазах, тихо, без истерик. Шёпот, который становится оглушительным. Эта роль — его триумф, его личное испытание на прочность. Актёрская игра Киллиана Мёрфи в «Оппенгеймере» — это мастер-класс по тому, как показать чудовищную трагедию без лишних слов. Одними только глазами.
Голый сюжет: что происходит на экране
Если вы ждёте голливудского экшена про взрывы и погони — вам не сюда. Хотя взрыв тут, конечно, будет. Один. Главный. Сюжет фильма «Оппенгеймер» пляшет на двух временных линиях, это же Нолан, куда же без его фирменных фокусов. Первая — «цветная». Это взгляд самого Оппи, его путь от талантливого юнца до национального героя. Учёба в Европе, квантовые теории, потом эта безумная стройка посреди пустыни. Лос-Аламос. Город-призрак, в котором собрались лучшие умы планеты, чтобы родить чудовище.
А вторая линия — «чёрно-белая». Это уже поздние годы, судьбоносные слушания 1954 года, где решается его будущее. Там главный не Оппенгеймер, а Льюис Штраусс в исполнении Роберта Дауни-младшего. И вот эти две истории сталкиваются лбами, как поезда в ночи. Мы видим, как создаётся миф. И как его потом методично уничтожают. Фильм нелинейный, да. Но в этой нелинейности есть свой резон — мы с самого начала понимаем, что триумф будет недолгим. Что за ним придут подозрения, предательства, и горькое послевкусие славы.
Саундтрек и тот самый взрыв — почему тишина звучит громче грохота
Людвиг Йоранссон, что ты с нами сделал? Саундтрек Людвига — это не музыка в привычном смысле. Это нарастающая тревога. Начинается с какой-то камерной, почти интимной скрипки — а к концу превращается в оглушительный симфонический кошмар. Звуковое оформление «Оппенгеймера» буквально заползает под кожу, и звенит в ушах даже после сеанса.
А испытание «Тринити»? Все ждут апокалипсиса, визуальной феерии. А Нолан поступает гениально и просто — он берёт и показывает нам... тишину. Ну, почти. Сначала — отсчёт. Потом — ослепительная вспышка. И вот она, та самая пауза, пока ударная волна добирается до наблюдателей. Несколько секунд абсолютной, звенящей тишины. И только потом — рёв. Рёв, который кажется рождением нового мира. Или его концом.
Этот приём — чистый кинематограф. Он доказывает, что настоящая мощь не в том, что ты показываешь, а в том, что зритель успевает почувствовать и домыслить сам. Создание атомной бомбы в кино никогда ещё не было таким пронзительно-тихим.
Кастинг за кадром — когда каждый актёр на своем месте
Ну а куда же без них? Фильм — это ведь не только один Мёрфи, как бы гениален он ни был. Это целая галерея портретов, каждый из которых прописан с ювелирной точностью. И кажется, Нолан собрал тут тех, кто должен был сыграть эти роли по какому-то высшему замыслу. Получился этакий актёрский суперколлайдер: Нолан столкнул лучших из лучших и посмотрел на реакцию.
Роберт Дауни-младший. в роли Льюиса Штраусса — это, простите за каламбур, отдельный взрыв. Мы давно привыкли к его Железному Человеку, к этой его харизме, от которой прогибаются даже стены вокруг. А здесь — совсем другой зверь. Штраусс у него — мелкий, мстительный, улыбчивый чиновник. Он не злодей в классическом понимании, нет. Он просто по-человечески завидует. Завидует славе Оппенгеймера, его интеллекту, лёгкости, с которой тот вращается в тех кругах, куда Штраусс никогда не попадёт. И эта серая, неприметная моль в итоге оказывается страшнее любой бомбы. Это одна из тех ролей, после которых забываешь, кем актёр был раньше. Лучшая работа Дауни за последние два десятилетия, без всяких сомнений.
Эмили Блант в роли Китти Оппенгеймер — это сталь, обёрнутая в шёлк. Её персонаж мог бы легко скатиться в клише «жены гения со стаканом вискаря в руке», но нет. Китти — его единственный по-настоящему крепкий тыл. Несгибаемый, яростный союзник, который видит его насквозь и не боится сказать горькую правду в лицо. Она не жертва обстоятельств — она их полноправный участник. Сцена на допросе, где она одним ледяным взглядом и парой фраз размазывает следователя — это шедевр молчаливого актёрского напряжения.
Мэтт Деймон в роли генерала Гровса — идеальное воплощение американской военщины той эпохи: грубоватый, прагматичный, но в глубине души понимающий, что запустил процесс, который уже не остановить. Он — тот самый мост между сумасшедшими учёными и Вашингтоном.
И Флоренс Пью в роли Джин Тэтлок. Её экранное время невелико, но её сцены с Мёрфи — одни из самых эмоционально обнажённых во всём фильме. Она — его слабость, его больное место, живое напоминание о том мире страстей и сомнений, который он пытался запихнуть под замок в Лос-Аламосе.
Вот так, по кирпичику, они и выстраивают эту вселенную. Не звёзды, которых собрали, чтобы обеспечить картине кассу, а идеально подобранные элементы одной мрачной мозаики. Каждый на своём месте. Каждый — часть общей трагедии.
Историческая правда и вымысел — где эта грань в байопике про создателя атомного оружия?
И вот теперь всех мучает вопрос — а насколько это всё правда? Ну, Нолан не документалист, он — рассказчик. Он берёт исторические факты и пропускает их через призму своего восприятия. Ключевые моменты — да, всё так и было. И Лос-Аламос, и испытание «Тринити», и эти унизительные слушания. Но есть и отступления. Например, он сжимает время. Некоторые события происходят чуть ли не в один день, хотя в реальности между ними были месяцы.
А некоторые историки сетуют по поводу образа женщин в картине. Джин Тэтлок и Китти показаны скорее как проекции внутреннего мира Оппи, нежели как полноценные личности со своими сложными судьбами.
Но, возможно, в этом и был замысел режиссёра — показать их именно его глазами. Как людей, которых он любил, использовал, и в конечном счёте не сумел удержать. Фильм не претендует на звание учебника истории. Он — интерпретация. Очень мощная, очень личная. И, кажется, сам Оппенгеймер где-то там одобрил бы такой подход. Ведь он сам прекрасно понимал силу мифа.
Что остаётся после просмотра (кроме гула в ушах)?
Фильм заканчивается, а ты ещё несколько минут сидишь и не можешь прийти в себя. Это не та лёгкая грусть после мелодрамы. «Опенгеймер» не даёт ответов. Он бросает тебе в лицо только вопросы. А ты уж сам разбирайся.
Вот он, главный вопрос, который витает в воздухе: а можно ли остановиться? Учёный, который открывает новую границу познания, политик, который получает в руки абсолютную власть, простой человек, поддающийся соблазну славы... Ведь каждый в какой-то момент может подойти к этой черте. И Нолан не судит своего героя. Он его понимает. И нас заставляет его понять. Фильм не про то, что бомба — это плохо. Он про то, что любая идея, любая страсть, любая мечта, доведённая до своего логического завершения, может обернуться катастрофой. Не только для мира, но и для твоей собственной души.
И вот ты встаёшь, и подходишь к окну. На улице обычная жизнь, машины, люди. А в голове всё ещё звучит тот самый шёпот, тот самый вопрос. И кажется, что тонкая плёнка цивилизации может порваться в любой момент. Мы живём в мире, который создал Оппенгеймер и ему подобные. Осмелимся ли мы когда-нибудь забыть их урок?
Комментарии